Помните, как Эммануэль Макрон одно время поговаривал о системе европейской безопасности, даже вполне серьезно призывал ЕС подумать о создании армии Европы? И лидеры стран-участниц ЕС позитивно встречали сии предложения и даже что-то по этой теме принимались обсуждать. А вот НАТО и США такие разговоры не нравились и тогда, все тот же Макрон решил успокоить партнеров – дескать, блока НАТО наше армейское начинание никак не коснется, поскольку мы свою-то армию будем создавать не для войны, а для подавления беспорядков внутри ЕС да и из НАТО выходить не собираемся и платить, как платили, будем. Помните? А под армейскую сурдинку, тогда же обсуждались еще и вопросы стратегической автономии Европы. И ведь до чего-то полезного для ЕС умудрялись договариваться, тем более что оказалось, что английский Брексит ЕС только на пользу пошел. Умудрялись, а теперь не договариваются.
Стратегической автономии Европы без согласования действий между Францией и Германией быть не может. Все-таки обе страны – это лидеры ЕС. Так что Евросоюзу, в ситуации разрастающегося энергетического кризиса, сильно на пользу пошло бы, если бы Шольц и Макрон продолжили процесс евроинтеграции.
Хотя, вообще-то, там ведь речь не только о евроинтеграции шла. Не так давно правительства европейских стран вели довольно активные консультации, стремясь определить путь развития ЕС. Проще говоря, единая Европа серьезно обдумывала что для нее лучше – евроинтеграция или федерализация. И идея создания общего долга (по примеру А. Гамильтона) подталкивала европейцев в сторону федерализации. Но в этом году все интеграционные процессы оказались замороженными и, ни о какой федерализации уже никто не думает.
Макрон и Шольц гораздо больше озабочены внутренними проблемами и войной на Украине, чем совместными действиями, направленными на «обустройство» ЕС.
Избрание Шольца перетряхнуло политическую карту Германии и трения между социал-демократами, «зелеными» и либералами серьезно раскаляют внутриполитическую ситуацию в стране. Несмотря на созданную коалицию согласия все равно нет. Неумение или нежелание представителей власти договариваться тормозят принятие решений по жизненно важным для страны вопросам. Макрон тоже отстранился от проблем ЕС, а сосредоточился на внутренней повестке и как только он уладит дела в Пятой республике и обеспечит стабильную поддержку своему правительству, то он, наверное, вернет свое внимание к Евросоюзу.
И вот когда Макрон и Шольц смогут вернуться на политическую арену ЕС то они, конечно, согласуют позиции по общей оборонной политике и закупкам оружия. Решат на что будет опираться система безопасности ЕС – на ядерный арсенал Пятой республики или на немецкую противоракетную оборону. Выработают единый подход к миграционной и энергетической политике, обсудят европейскую классификацию. Но перед этим Германии следует отказаться от пацифизма и меркантильности не только на словах, но и выполнять свои обещания. А Франция обязана будет проводить реформы, которые она слишком давно откладывала.
Фактически, Макрон и Шольц имеют нравственное предписание, несмотря на все имеющиеся слабости и проблемы, с которыми они сталкиваются внутри своих стран, найти такую форму сотрудничества, которая улучшит отношения между двумя странами. А улучшение отношений между Францией и Германией способно заложить основу для ответов на вызовы, по которым ЕС должна иметь консолидированную оценку. Единую, а не как сейчас «кто в лес, кто по дрова».
В общем и целом, франко-германские отношения должны бы стать моделью рациональной деятельности для всего ЕС. В конце концов, франко-германская война, должна бы стать хорошим уроком, поскольку она уничтожила Французскую империю и породила Второй рейх. В общем, Франция и Германия должны прекратить перетягивать одеяло и установить между странами продуктивные рабочие отношения.
Нет никаких сомнений в том, что и Аденауэр и Де Голль, Жискар д’Эстен и Гельмут Шмидт, Франсуа Миттеран и Гельмут Коль, Жак Ширак и Герхард Шредер знали, что Франция и Германия имеют разные способности, видения, интересы, экономики. Но они также знали, что только вместе эти страны могут процветать.
Европейская интеграция с конца Второй мировой войны и до прихода Ангелы Меркель к власти в Берлине, была основана на политическом первенстве Франции и экономическом локомотиве Германии. В отличие от Конрада Аденауэра, который согласился сидеть ниже Де Голля в соборе в Рэнсе, или Гельмута Коля, который каждый раз трижды кланялся перед французским «триколором», Меркель не приходило в голову политически синхронизироваться с президентами Франции, от Ширака и Саркози до Олланда и Макрона.
Давайте приведу маленький пример того, как Франция и Германия совместно создали европейский концерн угля и стали.
Во Второй мировой на территории Франции не было боевых действий – сдалась она Гитлеру практически без боя, тем и сберегла промышленность. А Германия, ставшая ареной боевых действий, осталась без промышленности, но с сырьем. И хотя Париж не доверял Бонну, он занял прагматичную позицию. А Бонну было необходимо реабилитировать себя и создать репутацию надежного партнера. Рисковала ли Франция, заключая союз с ФРГ? Возможно. Однако сотрудничество этих стран было плодотворным, и каждая получила то, что хотела, а «Европейское сообщество угля и стали» – оказалось побочным продуктом взаимодействия.
Считается, что современные отношения между двумя берегами Рейна установлены тремя вещами: «Елисейским договором» Аденауэра и де Голля; европейской валютной системой Шмидта и Д’Эстена; единым актом и валютным союзом Коля и Миттерана. Естественно, что отношения между Германией и Францией устанавливались на взаимном интересе – и политическом и экономическом. Об альтруизме речь не идет. Но! Отношения устанавливались, без ложной скромности, великими политическими фигурами. Каждый из названых персон думал, прежде всего, о благе своей страны, своего народа. И потому успех их начинаниям и был обеспечен.
Так что следующий шаг к федерализации ЕС, руководствуясь интересами своих стран, должны бы были сделать Макрон и Шольц. Ирония, но вот тот самый «Елисейский договор» в интерпретации де Голля, заложил основы, при которых Франция может стать тем, чем она была до Ватерлоо. Для Аденауэра, который был мэром Кельна в течение почти 20 лет до прихода Гитлера к власти, «Елисейский договор» представлял собой важный шаг в реабилитации Германии, пропуск в клуб государств, решающих важные вопросы. Тем более что Де Голль, с его антиамериканской и анти-НАТО политикой, сделал Германию Аденауэра главным посредником между Вашингтоном и Парижем. И ведь такое положение сохранялось на протяжении не одного десятка лет.
После сложных отношений между Вилли Брантом и преемником де Голля Помпиду, новый импульс в отношениях между двумя странами и в европейской интеграции дали Жискар Д’Эстен и Гельмут Шмидт. Новое сближение было спровоцировано президентом США Ричардом Никсоном, который из-за дороговизны войны во Вьетнаме заложил под мировую финансовую систему, так называемые «мины», в результате была аннулирована конвертируемость доллара в золото, что привело к тому, что немецкая марка стала ведущей валютой в «Старом свете». В то же время немецкая экономика оказалась наиболее гибкой и устойчивой к серии кризисов, поразивших планету в 1970-х годах.
И ввести евро (сформировать европейскую валютную систему) предложила Франция, а вернее Жискар Д’Эстен. Его идея заключалась в том, чтобы полностью передать доминирующую роль Германии в промышленности и экономике и обеспечить Франции ведущую ролью в финансовой сфере.
Канцлер Германии Шмидт, который, как и его предшественники Аденауэр и Брант, нес бремя вины за преступления германских нацистов, увидел во французском предложении возможность того, что успех Германии в банковской, промышленной и страховой системах будет замаскирован – не будет столь заметен.
Работу над укреплением связей между Германией и Францией продолжили Миттеран и Коль.
Для справки: Миттеран еще в начале 1980-х годов предсказал распад Советского Союза и объединение ФРГ и ГДР. Но он же и был озадачен падением Берлинской стены и односторонним решением об объединении Германии. На его взгляд все делалось слишком быстро и абсолютно непродуманно.
Миттеран, несмотря ни на что, был довольно скептично настроен в отношении присоединения немцев к Европейскому экономическому сообществу, но Коль, чтобы уменьшить раздражение своего ключевого союзника поставил на алтарь то, что составляло единственную допустимую гордость и патриотизм немцев с 1945 года – Дойч марку. Коля не остановило письмом 150 ведущих немецких профессоров и экономических экспертов против отмены марки и он поменял марку на возможность объединить Германию. Миттеран согласился на обмен, и решение о введении валютного союза, то есть евро, было гарантией того, что объединенная Германия будет верна европейскому проекту и безвозвратно привязана к остальной части ЕС. Результатом стал Маастрихтский договор 1992 года, положивший начало Европейскому Союзу.
Со времени Маастрихта прошло 30 лет. Мы стали свидетелями серии неудачных попыток европейцев создать, помимо денежного союза, союз политический.
С уходом Миттерана с политической сцены его преемники оказались неудачниками, начиная с Жака Ширака и заканчивая Франсуа Олландом. У Эммануэля Макрона все еще сохраняется шанс изменить эту тенденцию.
Ширак, бывший мэр Парижа, пришедший к власти вслед за Миттераном, страдал от «комплекса неполноценности» перед своим предшественником. Эта человеческая слабость Ширака привела ЕС к институциональному кризису, который продолжается до сих пор. А ведь не будь Ширак столь тщеславен, все могло бы сложиться иначе. И ЕС мог иметь Конституцию.
Помимо Ширака, другие французские лидеры, Саркози и Олланд, оказались неспособны справиться с кризисом, который выпал на их долю. И они избегали конфликтов с группами, представляющими политические интересы французов, начиная с профсоюзов и заканчивая пенсионерами, студентами и промышленниками.
В отличие от своих французских коллег, Герхард Шредер показал, что политики думают о следующих выборах, а государственные деятели – о следующих поколениях. Понимая глобальные тенденции и анализируя кризис, в котором оказалась Германия в 2003 году, Шредер заметил, что необходимо реформировать производственные цепочки и сделать экономику страны конкурентоспособной в мировом масштабе. Шредер с помощью пакета мер под названием «Базовое пособие по безработице второго уровня» реформировал рынок труда, пенсионную систему и систему здравоохранения, сеть социальной помощи, заработная плата рабочих стала стабильной, а любая предпринимательская инициатива стимулировалась и была свободна от бюрократических препятствий.
Но лидер немецких социал-демократов дорого заплатил за проведение политики, направленной на повышение жизненного уровня населения. Выборы он проиграл и стал свидетелем раскола в партии и создания левого «фланга». Однако надо честно признать, что именно Шредеру Германия обязана своим многолетним экономическим «здоровьем».
Серьезное похолодание в отношениях между Германией и Францией произошло, когда Олланд сидел в Елисейском дворце, а Меркель – в резиденции германского канцлера. Эти двое были полностью несовместимы. В глазах Меркель Франция Олланда все больше походила на Италию в экономическом плане и представляла потенциальную угрозу стабильности континента с окостеневшим государственным аппаратом, все более измученной промышленностью и обществом, настроенном против реформ.
Администрация Оланда считала Германию эгоистичным партнером, который подталкивает других к кризису и несет наибольшую ответственность за разрыв, возникший между Балтийской и средиземноморской Европой, на котором она основывала успех и большой профицит в торговле с другими членами ЕС.
С приходом к власти Макрона отношения между Францией и Германией вернулись на прежний уровень. Несмотря на принадлежность к разным поколениям, Меркель и Макрон прекрасно понимали друг друга и понимали необходимость того, чтобы ЕС начал процесс реформ, которые приведут его к федерализации. Канцлер Германии понадеялась на младшего коллегу в силу того, что срок ее полномочий подходил к концу, а Макрон был в самом начале президентского пути.
Ось Париж-Берлин гарантировала углубление европейской интеграции всех предыдущих десятилетий. Оставайся настрой Германии и Франции действовать на пользу единой Европе, то сегодня эти страны должны были бы стать главными спонсорами нового маховика федерализации ЕС с Макроном и Шольцем в главных ролях.
А без Европы, то есть без Федертивного ЕС, Франция и Германия обречены на маргинализацию, геополитическую периферию и, в конечном итоге, на ненужность. А это не лучший сценарий для любого европейского государства. Но и ЕС без политической гегемонии Франции и экономического локомотива Германии превращается европейскую колонию США. Что мы сегодня и наблюдаем.
Собственно, я довольно подробно описала, то к чему на протяжении последних трех десятков лет стремилась ЕС и то, к какому союзу европейских стран надеялась присоединиться РФ, которую постоянно обвиняют во «вхожденчестве».
Не собираюсь хоть в малой степени обелять Иуду Горбачева, но должна сказать, что Россия Путина, не на пустом месте и не на желании криминал-олигархов, по типу Ходорковского, держала курс на Европу.
На протяжении веков, история России была тесно связана и с Францией, и с Германией. Мы были и союзниками, были и противниками. Но наши союзнические отношения всегда были крайне продуктивны. А войны всегда заканчивались победой России.
После победы октябрьской революции в 1917 году и создания СССР все связи с Европой были оборваны. СССР долгое время находился в числе непризнанных стран, да и торговое эмбарго с него было снято незадолго до Великой Отечественной войны (и то не полностью). Коммунистические идеи и построение социалистического государства на 1/6 суши не было принято большинством европейских народов. Не изменила отношения к нам и наша победа во Второй Мировой войне – чуть ли не на следующий день после победы, Запад объявил нам холодную войну.
Скрипя зубами, мир принял создание Варшавского договора и рукоплесканием и фейерверками встретил падение Берлинской стены. И именно с объединения двух Германий и начался отсчет уничтожения СССР.
Но дело в том, что пока существовал СССР, США не могли активно внедряться в Европу. Они в этот период колонизировали страны Африки, Южной Америки, Азию, просто потому, что сама суть существования США строится на экстенсивном пути развития. Государство «родилось» как захватчик, таким оно и существует на протяжении почти четырех столетий. Стоило СССР сдать свои позиции, как Америка немедленно запустила свои загребущие ручки на незащищенные территории, а это – все постсоветское пространство, включая Россию, и вся Европа, в которой тоже есть много чем поживиться.
США всегда действуют по давно отлаженной схеме – покупают нужных им людей и ставят их во главе государств, которые позднее станут донорами американской экономики. И все рассуждения на тему мощной экономики Америки – это ода «американским вампирам», которые осушают государства, оставляя после себя голод, разруху, кровопролитие.
Евросоюз не смог противостоять американской экспансии, и теперь практически во всех европейских странах, у власти находятся ставленники США. Думаю, объяснять, что произойдет с ЕС в дальнейшем, не нужно. Разворачивающийся на пустом месте, но ежедневно прогрессирующий энергетический кризис, закрытие производств, безумие ЛГБТ-сообщества и обнищание населения – все это только первые шаги к уничтожению Европы.
Сейчас Россия уйдет в Азию, на Ближний и Средний Восток. Саммит ШОС показывает очертания нового международного союза, который станет противовесом США. Пройдет немного времени, и мы увидим мир совсем другим. Но европейских государств, в том виде, как мы их знаем, уже не будет. И произойдет это совсем скоро, буквально через три-пять лет.
Свежие комментарии