Письмо дедушке

Давайте представим, что Антон Павлович Чехов живёт в наше время, и пофантазируем, как бы выглядел его известный рассказ «Ванька».

Поехали!

Вовка Вселенский, сорока четырёхлетний детина, отданный  три года назад на заклание коллективному западу злым наместником паном Рукомойским, в качестве Президента Великой Окраины и одновременно сакральной жертвы обстоятельств, в ночь под своё трёхлетие на окраинском троне не ложился спать.

Дождавшись, когда иноземные охранники уснули, он достал из шкапа пузырёк сами знаете с чем, принял, достал чистый лист бумаги, огрызок карандаша, который ему выдали вместо ручки с золотым пером, опасаясь, чтобы он в приступе величия случайно не поранился, и стал писать.

Прежде, чем вывести первую букву, он несколько раз почесал затылок, рассуждая, на каком языке лучше начать писать письмо, вздохнул, и решил, мол, начну на русском, а дальше, как пойдёт.

«Милый дедушка, Джо! – писал Вовка. – И пишу тебе письмо. Поздравляю тебя с трёхлетием моего президентства и желаю тебе всего от Господа Бога. Нету у меня ни друзей, ни защитников, только ты у меня один и остался».

Вовка перевел глаза на темное окно, в котором отразился переливающийся всеми цветами радуги инверсионный след от очередной русской ракеты, и живо вообразил себе деда Байдена, служащего пациентом Белого дома. Это высокий тощенький, но необыкновенно юркий и подвижный старикашка лет 79-ти, с вечно растерянным лицом и бегающими в поисках невидимых друзей глазами.

Днем он в основном  спит, даже когда читает речь с трибуны, или же просто балагурит со своими подчинёнными женского пола, ночью же, обременённый тяжёлыми стариковскими думами, беспокойно бродит вокруг Белого дома, сводя с ума своих сопровождающих – Камалу Харрис и уже теперь нового пресс-секретаря Карин Жан-Пьер, которая от рождения была черна, как уголь, и постоянно сливаясь с темнотой ночи, выпадала из поля зрения старика,  доводя его до исступления.

Теперь, наверно, дед стоит у ворот, щурит глаза на ярко-красные окна первой леди и, притопывая ногами, балагурит и, старчески хихикая, щиплет то Камалу, то Карин.

Дед, размечтавшись, представляет себе Европу следующей зимой. Погода великолепная. Воздух тих, прозрачен и свеж. Ночь темна, но видно всю Европу с ее белыми крышами и струйками дыма, идущими из труб, деревья, посеребрённые инеем, сугробы. Всё небо усыпано весело мигающими звездами, и Млечный путь вырисовывается так ясно, как будто его помыли и потерли снегом. Байден отчётливо себе представляет главного гинеколога Евросоюза Урсулу фон дер Ляйен, в замёрзшей насквозь ванне и, забыв, где находится, весело орёт:

— Отдирай, примерзла!

Вовка вздохнул, послюнявил карандаш и продолжил писать:

«А вчерась мне была выволочка. Министр обороны отчесал меня шпандырем за то, что американские гаубицы M777, поставленные тобой, пришли без цифровых систем управления огнем, а значит и снарядов Еxcalibur наша армия не увидит. Солдаты, почём здря, таскают их по полям, как папуасы бусы, а толку от них никакого! А на неделе ваш сенатор Рэнд Пол  заблокировал закон о выделении нашей дорогой Окраине сорока миллиардов долларов.

Дак Кулеба взял стенограмму речи вашего Пола и энтой стенограммой начал меня в харю тыкать. А за те фейки, которые ты, дедушка, меня заставил недавно сгондобить, ну про тех украинских баб, что российские самолёты трёхлитровыми банками с помидорами сбивали, вчера главнокомандующий ВСУ меня за ухи оттаскал, поскольку среди украинских баб много патриоток. Так, те патриотки начали тренировки и банками с помидорами столько теробороны и вэсэушников поубивали, которые мирно прятали свои артиллерийские орудия в жилых кварталах, что мама не горюй!

А охранники надо мной насмехаются, посылают в кабак за водкой и велят красть у баб огурцы да помидоры. А еды нормальной нету, как и не было. Утром дают гамбургер, в обед – гамбургер, а вечером кусок булки с котлетой. Милый дедушка, сделай божецкую милость, возьми меня отсюда к себе, нету никакой моей возможности… Кланяюся тебе в ножки и буду вечно Бога молить, увези меня отсюда, а то помру…»

Вовка покривил рот, потер своим кулаком глаза и всхлипнул.

«Я буду тебе сопли вытирать, таблеточки подносить, — продолжал он, — Богу молиться, а если что, то секи меня, как сидорову козу. А ежели думаешь, должности мне нету, то я Христа ради попрошусь к Джонсону сапоги чистить, да хоть заместо Шольца на колбасу ливерную готов. Дедушка Джо, милый, нету никакой возможности, просто смерть одна. Хотел было пешком до тебя бежать, да вовремя вспомнил, что мостов-то в Америку нема.

Приезжай, милый дедушка, — продолжал Вовка, — Христом Богом тебя молю, возьми меня отседа. Пожалей ты меня, сироту несчастную, а то меня все колотят и кушать страсть хочется, а скука такая, что и сказать нельзя, всё плачу. А намедни Арестович колодкой по голове ударил, так что упал и насилу очухался. А за что? За то, что азовцы за меня умирать несогласные. Пропащая моя жизнь, хуже собаки всякой… А еще кланяюсь Камале, Карин и твоей бывшей воспитаннице  Джен Псаки. Остаюсь  твой внук Владимир Вселенский, милый дедушка Джо, приезжай».

Вовка свернул вчетверо исписанный лист и вложил его в конверт, купленный накануне за копейку… Подумав немного, он послюнявил карандаш и написал адрес:

В Америку дедушке.

Потом почесался, подумал и прибавил: «Джону Байдену». Довольный тем, что ему не помешали писать, он надел шапку и, не набрасывая на себя штанов, прямо в трусах выбежал на улицу…

Теробороновцы из кабака, которых он расспрашивал накануне, сказали ему, что письма опускаются в почтовые ящики, а из ящиков развозятся по всей земле на почтовых тройках с пьяными ямщиками и звонкими колокольцами. Вовка добежал до первого почтового ящика и сунул драгоценное письмо в щель…

Убаюканный сладкими надеждами, он час спустя крепко спал… Ему снилась перемога. В Кремле на троне сидит Джо Байден, свесив босые ноги, и читает письмо… Около трона ходит Путин и то и дело заискивающе заглядывает в суровые глаза Байдена…