Журналиста Павла Лобкова нужно срочно отправить в Вашингтон, где мирным протестантам, зашедшим в Капитолий, шьют сроки, а тех, кто в посмел поддержать Трампа, даже в соцсетях, увольняют с работы и не пускают на борт самолетов.

С наслаждением я послушала, как он трактует твиты Павла Зеленского, за которые тот попал в Матросскую тишину.

Сюжет про твиты он начал с рассказа о намечающихся грандиозных событиях (даже собкоршу в Германию отправили, но та почему-то не увидела ни в самолете, ни на месте толп защитников Навального) - об обысках, задержаниях активистов, направляющихся во Внуково, и вдруг объявил:

- Кроме того, видимо, будут брать заложников.

Это ему стало ясно, когда состоялся суд над оператором фонда по борьбе с коррупцией, который был задержан «за давние еще твиты, где он, по мнению следствия, призывал к расправе с высшими чиновниками российской власти – мммнээ, Володина и других».

Он показал эти твиты – «то что мы можем показать», где предусмотрительно были затерты слова «недостойны жизни» и еще одно неприличное слово. Те, что вчера подчистила я, стояли в полный рост.

Ну вот твиты в моем варианте. На лобковские не надеюсь.

- Вот в такой форме – полемической, что ли, - объяснил Лобков, - Зеленский призывает дать отпор тем чиновникам, которые стоят за... Возможно (перестраховался), являются косвенной причиной самоубийства Славиной.

В студию он позвал жену Зеленского и спросил, связывает ли она происшедшее с решением Навального вернуться.

- Мы точно этого не знаем.

Но супруга считает, что если бы муж был обычным человеком, а не оператором ФБК, возможно, его твитов никто бы и не заметил.

Постановление о возбуждении уголовного дела было вынесено 28 декабря. Лобков его подробно процитировал, прокомментировав не без брезгливости «Боже, какой язык!»

Я сразу вспомнила его вождя, которого намедни цитировала более обильно в статье «Мечты и планы Навального» (до сих пор под столом). Алекс полон восхищения от других, правильных примеров:

- Почитайте любое решение Верховного суда США – ты, Господи ты Боже мой, это поэма какая-то, которую на самом деле тяжело читать. Такой язык юридический! Такие титаны мысли! Это умнейшие люди.

Почему читать тяжело, я, кстати, не поняла. (Или с английским плохо, или они кого-нибудь к электрическому стулу приговорили). Он не объяснил, а я, как и обещала, ни слова из программной речи Алекса не выкинула. Демосфен! Над его спичем сейчас рыдают все друзья, недаром старалась.

Твиты своего оператора Навальный публично поддержал.

Жена, само собой, сказала, что у мужа был «эмоциональный порыв». Лобков решил ей помочь:

- Я подключу сейчас, возможно... У нас есть на связи лингвист, который мог бы проанализировать... Скоро будет.

Пока тот подключался, ведущий решил обойтись своими силами.

- Собственно, где экспертиза-то? Вот он, по мнению следствия, призывает убить там вот этих высших чиновников. Понятно, что этих чиновников убить довольно сложно.

- Во-вторых, когда Навальный сказал: «Встречайте меня!» это значит, он хочет, чтоб его встретили. То есть там было повелительное наклонение. Здесь же не было ни одного глагола: «Всех, кто верит в меня, убейте этих чиновников». Или...

- Не было там такого: «Я пойду сейчас его убить, вот у меня есть автомат». Это (у Зеленского) косвенное такое пожелание неблагополучия этим людям.

- Чтоб тебе на месте провалиться. Это же не значит... Или, например.

Задумался.

- Пусть сдохнут все мои враги – вкусней не ел я кураги.

Звезда, я считаю. Ну просто звезда. В американском суде неделю будут только эту поговорку по молекулам разбирать.

- Здесь не было оформленного побуждения к действию!

- Конечно, - заулыбалась жена. – Только эмоции.

Она была в суде. Но не помнит, была ли там предоставлена экспертиза.

- Вряд ли бы они успели.

Спросил про обыск.

- Правда ли, что это было в грубой форме? Его ударили, были гематомы.

Они были в разных квартирах. Да, к ней пришла толпа, в брониках.

- Они вели себя тихо, извинялись. Знали, что дома дети. Что дети спят, они это понимали. Как-то старались все аккуратно делать. Забрали все флешки, жесткие диски, рабочий компьютер...

- То есть вы еще и без техники остались?

- Нет, какая-то техника осталась. Они оставили детский компьютер. Откликнулись на мою просьбу не забирать. Забрали мой личный телефон. Обосновали, что там могут быть скрытые файлы, нужно их проверить.

Тут Лобков не по-товарищески вспомнил прецедент Светланы Прокопьевой, которая «ни дня не провела в тюрьме, хотя, по мнению следствия, оправдывала терроризм».

Почему же здесь арест?

- У вас трое или четверо детей. Расскажите поподробней, сколько людей на иждивении находится у Павла...

Наконец, появился долгожданный Дмитрий Дубровский, который должен быть укрепить позицию кураги.

- Лингвист. Дмитрий, здравствуйте. Обращаю ваше внимание на две фразы: «Давайте бить (перевод Лобкова ) эту недовласть». И «Можете считать мои слова призывом, но вы, ублюдки, недостойны жить». Вот «можете считать мои слова призывом» - дает ли эта формулировка основания считать это призывом?

- Я только хотел бы поправить, - неожиданно заметил долгожданный Дмитрий. – Я не хотел бы быть самозванцем, я все-таки работаю в центре социологических исследований. Я – историк, а не лингвист. Но мы много делаем обзоров. Исследуем эти самые экспертизы. Конечно, здесь вопрос исключительно формальный. Найдем ли мы эксперта, который эти призывы увидит? Найдем. Мы помним дело блогера Синицы, в котором низкого качества экспертиза, опровергнутая многократно сотрудниками и профессионалами Академии наук, лингвистами, была принята и на основании ее...

Напомню, что блогер Синица получил срок за призыв раскрывать личности силовиков. Его единомышленники: «Посмотрят на милые счастливые семейные фото, изучат геолокацию, а дальше ребенок доблестного защитника правопорядка просто однажды не приходит из школы. Вместо ребенка по почте приходит компакт-диск со снафф-видео» (Цитата из его соцсетей, приобщенная к делу).

Если с перцами на экране все ясно, то с академией наук (если только учреждение не перепутали как историка с лингвистом) – не очень.

Покажите мне этих профессионалов-лингвистов. Хочу им в глаза посмотреть. А историк продолжал жечь.

- Мы знаем, что у нас есть целый пул экспертов, который работает по принципу «Чего изволите?»

- Работают в том же самом институте, который предположительно стоит за отравлением Навального, - бросил свой пятак Лобков. – В институте криминалистики ФСБ.

- Ну да, - охотно согласился историк. – Это, так сказать, служебная помощь.

Постепенно я стала приходить к выводу, что в самолет на Вашингтон следует посадить обоих.

Тут, правда, Дубровский вдруг решил оговориться, что означенный институт иногда выдает и адекватные заключения. Я оттащила его от трапа. Ненадолго.

- Но в данном случае задача, видимо, ставилась таким образом.

Экспертизу никто, по их же словам, еще в глаза не видел. Однако «мы уже знаем», как ставилась задача, кому и т.д.

Лобков встряхнулся.

- Нет, экспертизы еще было. Человека закрывают за два месяца... А вдруг человек оговаривается, делает так называемый дисклеймер (письменный отказ от ответственности за возможные деликатные последствия того или иного поступка в результате действий заявившего данный отказ либо третьих лиц).

Решительный Дубровский, мне кажется, слегка опешил. Я тоже.

- «Можете считать мои слова призывом, но вы, ублюдки, недостойны жить», - мне кажется, Лобков получал какое-то удовлетворение от того, что снова и снова зачитывал эту фразу в эфире.

- То есть в этом есть элемент самоотрицания внутри фразы, - объяснил он историку и зрителям. Я, честно, уже окончательно офигела от его простоты и прямолинейности. Но суд США такую поэму, без сомнения, оценил бы по высшему разряду. – И, на мой взгляд, это скорее такая – ну, не игра лингвистическая – а скорее такая литературная формула, что ли... Потому что, если бы он говорил, как Константин Симонов в свое время в стихотворении «Если дорог тебе твой дом» про немцев: «Сколько раз увидишь его – столько раз его и убей». Там есть повелительное наклонение. Здесь такого нет.

Историк закивал. И подхватил посыл Лобкова:

- Если мы исходим из формальных характеристик, то, наверное, нет. При желании на самом деле... Всё зависит от контекста. Я бы не сосредотачивался исключительно на значении слов. Я бы сосредотачивался на том, что называется Рабатский план действий. Группа международных экспертов давно предложила: опасность любых высказываний надо оценивать не исходя из содержания, а только исходя из того, кто говорил, кому говорил, в каком контексте, сколько слушателей и какова реальная опасность того, что, возможно, какие-то негативные последствия могут наступить. В данном случае я не вижу ни серьезной аудитории, ни каких-то реальных опасностей. Если б у нас на улицах шли бои вооруженные, то контекст был бы другой. Я так понимаю, что на улицах у нас вооруженных боев не происходит и поэтому, когда за такой твит начинают устраивать маски-шоу и арестовывать человека, мне кажется, это показывает высокую степень неадекватности в интерпретации социальной опасности этих текстов.

Лобков спросит у жены про читателей Твиттера мужа и там, естественно, окажутся крохи для домашнего пользования («в пределах пятиста человек»). То, что публикацию поставили все его соратники, включая Навального, в Твиттере которого значится 2,3 млн читателей, просвистит мимо. Равно, как и последствия всего, что сегодня происходит в мире после невинных вбросов в информационное пространство.

- Готовы ли вы заняться защитой с точки зрения лингвистической экспертизы, допустим? – сведя брови к переносице, спросил Лобков, забывший, что перед ним историк.

- Ну, скажем так, я, как нелигвист, не могу. Но я уверен, что коллеги из нашего сообщества вскоре вполне смогут это сделать. Это несложно.

- Думаю, эта тема будет одной из главных в ближайшие дни, - заключил Лобков. – Будет ли это последним арестом? Я в этом сомневаюсь. Потому что сейчас для Навального создадут такие условия, при которых он будет не только сам виноват, но будут и косвенные причины арестов и репрессий в отношении сторонников, такое психологическое давление. Взятие заложников. Потому что к Навальному, видимо, относятся как к самому главному раздражающему фактору российской политики.

Слово «раздражающий» в связи с упоминанием Алекса мне очень понравилось. Равно, как и конец передачи, где Павел сажал и пересаживал цветочки, приговаривая:

- Это не сюсюсю пусю повесить, а потом разобрать, а вполне себе жизнеспособная форма, имитирующая то, как растения, собственно, живут в дикой природе.

Хотя в «Обыкновенном чуде» растительная тема была по-настоящему прекрасна. Без всякого сюсю.

- Я скажу вам, сударь мой, мне бы надо бы домой. Но цветочки я обидеть не могу.