На XX съезде КПСС новым руководством партии было принято решение переписать историю страны, избавив её от «недостатков» культа личности. На практике это означало вымарывание из историографии роли Сталина, теоретических, стратегических и тактических наработок периода его руководства партией и страной, а также очернение его как руководителя. Перед самой смертью Сталин написал теоретический труд, который был утверждён на XIX съезде в качестве плана дальнейшего развития СССР. Если сравнить реформы Хрущёва с этим планом, то новый генсек делал всё наоборот от написанного. Примерно то же самое было и в других областях жизни советского общества: всё, что при Сталине подавлялось, запрещалось, признавалось нежелательным — от методов хозяйствования до литературных произведений, — стало в том или ином виде культивироваться при Хрущёве. В партии и стране произошёл мощнейший идеологический слом, который услужливые интеллигенты назвали «оттепелью». Удар по Сталину — удар по военной теории Один из самых значительных уронов был нанесён историографии Великой Отечественной войны, которая всецело начала строиться не на официальных советских источниках периода войны, а на докладе Хрущёва о культе личности и многочисленных мемуарах советских военачальников, массово издававшихся с соответствующими идеологическими установками после XX съезда. Опосредованно удар пришёлся и на военную доктрину, так как опыт Великой Отечественный войны по своей глубине и масштабам влияния на военную науку переоценить невозможно. Правильные выводы из победы в самой крупной войне в истории человечества гарантируют безупречную подготовку стратегического мышления. Военные перестали изучать в должной мере работы Сталина, Ворошилова как военачальников, приказы Верховного главнокомандующего и эволюцию доктринального подхода со времён Фрунзе до разгрома Квантунской армии. Сама историография войн периода сталинского руководства была засорена фейками о командовании по глобусу, бессмысленных репрессиях комсостава, непомерных потерях в живой силе и технике, безумной штурмовщине к праздничным датам, отсталости советской техники и топорности тактики её применения. В годы Перестройки фейковость была умножена в десятки раз, были обнародованы «секретные документы», подтверждающие преступный характер сталинского руководства, проведены «исследования», подтверждающие чудовищные потери. Сложился комплекс исторических представлений, делающих бессмысленным обобщение опыта Великой Отечественной войны. Если взять все эти широко растиражированные «особенности» вооружённых сил СССР в совокупности, то вообще непонятно, каким образом страна выходила победителем из всех вооружённых конфликтов и войн периода руководства Сталиным. Возник антиисторический миф о том, что народ и армия из раза в раз побеждали врага вопреки преступному и бездарному верховному командованию. Проблематика забвения аутентичного опыта Великой Отечественной войны перекочевала и в современную Россию. Несмотря на изменившийся экономический и политический строй с развалом СССР, многочисленные попытки подорвать реформами целостность и идеологию вооружённых сил, Россия сохранила армию, ВПК, военную науку. Скорее благодаря социальной инерции, чем заботливому отношению народа и государства. Военные — люди институционально закостенелые, поэтому, несмотря на стремительно меняющуюся обстановку разрушения социализма и утверждения капитализма, многие из них продолжали служить Отечеству и старались сохранять не только боеспособность армии, но и традиции, и военную науку. Теория и практика разошлись РФ начала военную спецоперацию на Украине на основе военной доктрины Герасимова, обобщающей опыт современных конфликтов. Она рассматривает ведение боевых действий как один из приёмов урегулирования межгосударственных конфликтов наряду с другими. Сам Герасимов из опыта Великой Отечественной войны считает актуальным только применение партизанских отрядов. Практика проведения военной спецоперации выявила куда больше сходства с боевыми действиями периода ВОВ, чем с доктринальными выкладками военных теоретиков. Думаю, будет полезным подчеркнуть некоторые моменты из опыта сталинского периода, неучитывание которых можно называть ошибочным. К сожалению, к недостаткам военной доктрины сталинского периода относится то, что она не была целостно подробно изложена в одном документе. По крайней мере, незасекреченном. Предполагалось, что изучению будет подвергаться книжечка «О Великой Отечественной войне Советского Союза» за авторством Сталина, изданная миллионными тиражами, и другие статьи и выступления вождя по теме. Поэтому я по большей части буду пересказывать своё понимание этого исторического наследия, однако читатель всегда может с лёгкостью найти в сети официальные материалы периода 1930-1950-хх годов, чтобы углубить свои познания. Три противоречия с опытом Великой Отечественной войны Так, первое, на что хотелось бы обратить внимание, — это общее отношение к применению вооружённых сил в политике. Согласно сталинской военной доктрине существует чёткая граница между миром и началом боевых действий, так как «война есть продолжение политики иными средствами». Если взялись за «иные средства», прежние уже не подходят. Если начались боевые действия, значит, вся страна должна работать на победу — такова была логика. У нас же проповедуется иной подход: боевые действия дополняют старые дипломатические и экономические способы противостояния. Из этого получается нехорошая ситуация, когда в одном месте солдатам и офицерам необходимо идти в смертный бой, а в другом чиновники в дорогих костюмах ведут бесплодные переговоры с противником, которые могут помножить на ноль все жертвы и усилия. Единство армии и дипломатии после начала боевых действий возможно только при подписании акта о безоговорочной капитуляции или аналогичного документа, венчающего исход сражений. Отсюда следует, что после начала боевых действий все стратегические и тактические решения должны приниматься только на основе военной оценки обстановки. Политики, депутаты и чиновники не должны вмешиваться в процесс принятия решений на полях сражений. Формально в РФ так и должно быть, но по факту есть признаки, что политические элиты и общественное мнение оказывают сильное давление на военных. Второе — это роль экономики и тыла. Сейчас в военных теориях преобладает мнение, что экономика и тыл хотя и являются необходимым составным элементом победы, но их роль существенно смазывается вопросами тактики, информационной войны и применения высокотехнологичных вооружений. Согласно же классическим, сталинским, представлениям в вооружённом противостоянии выигрывает соревнование экономик. Если брать это последнее как исходный, принципиальный пункт, то возникает несколько критических замечаний к РФ. Во-первых, правительство оказалось неготовым к аресту золотовалютных резервов, уходу западных компаний из России и вытеснению её с мирового рынка. Эти проблемы сейчас решаются в авральном режиме. Во-вторых, РФ продолжает торговать газом и нефтью со странами НАТО, которые опосредованно участвуют в военном противостоянии. Российская нефть сегодня перерабатывается в топливо и завтра будет заправлена в украинские танки, с которыми нашим солдатам придётся воевать. Такая рассогласованность экономических и военных интересов может дорого обходиться стране. В-третьих, сегодня тыл для армии организован только в части снабжения вооружённых сил, социальной поддержки военнослужащих и их семей. Попытки сплотить общество перед угрозой противника пока выглядят слабо и даже жалко. Напротив, первые лица государства внушают населению, что всё в порядке, военная спецоперация — это всего лишь локальное событие, не влияющее на повседневную жизнь. Насколько разумна подобная политика, покажет время, мы лишь отмечаем разночтения в старосоветских и современных подходах. Военное дело государства, — писал Фрунзе, — вплоть до учения, на основе которого строятся его вооруженные силы, является отражением всего уклада его жизни и в конечном счете его экономического быта как первоисточника всех сил и ресурсов. Третье — это морально-политическая подготовка наших солдат. Есть признаки, что армия вернулась к принципу «выполняй приказы командира, не твоего ума цели и задачи операции». Правда, по ходу боевых действий произошёл естественный рост сознательности, так как противник с каждым днём всё больше терял человеческий облик, а в исторической памяти воскресали картины борьбы с европейским фашизмом. К сожалению, отношение к противнику стало досадным просчётом политической подготовки. Заявление руководства страны в начале спецоперации о том, что по казармам удары наноситься не будут, а огневое воздействие будет использоваться в щадящем режиме, прямо противоречат опыту Великой Отечественной войны. Так, 1 мая 1942 года в приказе Сталина говорилось следующее: Произошёл перелом в рядовом составе Красной Армии. Исчезли благодушие и беспечность в отношении врага, которые имели место в первые месяцы отечественной войны. Зверства, грабежи и насилие, чинимые немецко-фашистскими захватчиками над мирным населением и советскими военнопленными, излечили наших бойцов от этой болезни. Бойцы стали злее и беспощаднее. Они научились по-настоящему ненавидеть немецко-фашистских захватчиков. Они поняли, что нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его всеми силами души. В приказе умалчивается та роль, которую в этом прозрении сыграли органы пропаганды и приказы Верховного главнокомандующего. Но для нас важен факт: тогда — «нельзя победить врага, не научившись ненавидеть его» (Сталин), сейчас — «даже казармы, где украинские военнослужащие расположены, не подлежат какому-либо нападению, каким-либо ударам» (Лавров). Очевидно, что в первом случае имеет место чисто военный подход к делу, а во втором — чисто политический. Есть и другие противоречия между подходом сталинского СССР и современной России к боевым действиям. По-моему, следует проделывать работу над ошибками, учитывая победный опыт прежних поколений.
Свежие комментарии